Вчера, 26 июня, главный врач детской областной клинической больницы Арсен Амирбеков дал комментарий по ситуации. Он подтвердил, что в стационаре работает всего один врач, другой — принимает пациентов в поликлинике, что не соответствует требованиям министерства здравоохранения РФ. По словам Арсена Амирбекова, в ближайшую пятницу штат пополнит новый специалист, ведутся переговоры с врачами из других больниц об их работе в ДОКБ.

— Ситуация под контролем, мы её решаем. Ведём переговоры с коллегами из Великого Новгорода, и в ближайшие дни ждём от них ответа. Также работаем с клиниками Санкт-Петербурга, и достигнута договорённость о том, что на отдельные операционные случаи коллеги готовы приезжать в нашу больницу, а мы можем отправлять детей на операции в эти клиники. С сегодняшнего дня организована круглосуточная помощь. Для этого привлечён специалист, — передаёт пресс-служба правительства Новгородской области слова главного врача.

Также руководитель больницы подтвердил, что очередь на плановые операции достигает полугода. 

— Я последовательно разбираюсь в вопросе очереди. Шесть месяцев ожидания плановой операции — это ненормально, такого не должно быть. Максимум два месяца. Мне необходимо ещё немного времени, чтобы полностью понять, почему возникла очередь. Коллеги из отделения, к сожалению, не пошли на контакт, когда я им предложил обговорить условия работы в режиме, который необходим для нормального обслуживания пациентов, — сказал Арсен Амирбеков.

По его словам, средняя нагрузка по операциям на врача в отделении составляла один-два пациента в день. При том, что на каждой неделе три операционных дня, а среднее время операции 45-50 минут.

— Возможно, это стало причиной образования очереди. Мне необходимо два месяца, чтобы принять новых специалистов, чтобы они начали работать, и тогда мы увидим ее реальное сокращение, — добавил главный врач.

Арсен Амирбеков извинился перед пациентами ДОКБ за перенос операций с июня на последующие месяцы.

— Я очень понимаю родителей и детей, которые ждали операции, и их пришлось отложить из-за наших внутренних событий. Мы обязательно улучшим ситуацию, — сказал он.

Врачи, работающие в отделении, говорят, что причиной их увольнения стало изменение трудового договора. Им предложили перейти на должность дежурантов с сокращением дополнительного отпуска на семь дней и без выплат за вредные условия труда. Те, кто не согласился на перевод, были уволены по части 7 статьи 77 Трудового кодекса.

Приводим текст последнего оставшегося врача-хирурга ЛОР-отделения детской областной больницы Алексея Борискина, где он описывает, как был уволен его коллега Роуланд Титрику.

Хроника из эпицентра событий. Вторник, 25 июня. 

Сразу хочу сказать, что все описываемые в романе события не имеют ничего общего с действительностью, а совпадения имён и названий хирургических инструментов случайны. 

Утро вторника, 25 июня, началось в ЛОР-отделении ОДКБ как обычно, не считая того, что врачей осталось только двое. Сразу вспомнилась известная песня: «… но мы держим рубежи и сражаемся отважно». С 8 до 9 часов утра были осмотрены пациенты, идущие на плановые и экстренные операции, проведена пятиминутка, намечены планы работы на день, распределены между лечащими врачами вновь поступившие пациенты.

Доктор Роуланд готовился проводить экстренную операцию в перевязочном кабинете на отделении, а я собирался идти в плановую операционную. Но в этот момент в ЛОР-отделение пришли два заместителя главврача и пригласили доктора Роуланда в ординаторскую для беседы. Он попросил меня поприсутствовать при этом, чтобы как-то сравнять силы. Я задержал начало операционного дня и остался с ними. Как выяснилось, ему принесли подобный прежнему документ, предписывающий под угрозой увольнения сегодня же перейти во врачи-дежуранты приёмного отделения. Доктор Роуланд ответил, что ему надо детально изучить текст и посоветоваться с юристом. Однако ответ требовалось дать немедленно, иначе сегодня он будет уволен. 

— Но как же так! — воскликнул я. — Невозможно работать одному врачу в отделении. Пациентов больше 20 человек, я ухожу на плановые операции и не смогу заниматься «острыми» пациентами. В случае увольнения второго врача, мне придётся отложить плановые операции и заниматься только пациентами в отделении. 

Ещё два дня назад нам было сказано, что по федеральным нормам в ЛОР-отделении должны работать два доктора, а уже сегодня одного из них увольняют. 

— Мы его не увольняем, — отвечали гости. — Мы должны соблюсти регламент реорганизации. Он должен подписать этот документ, что согласен перейти на работу в приёмное отделение, а потом мы сможем вернуть его обратно. 

— А нельзя меня просто оставить на месте? — робко спросил доктор Роуланд. — Мне надо лечить пациентов, а не изучать кучу бумаг и думать, как бы меня не обманули! 

— Нельзя, — ответили заместители. — Эти бумаги уже проверены юристом, а вам надо только подписать. 

— Доктор Роуланд, — вступился я снова. — Напиши им свою бумагу в ответ, что ты хочешь просто работать как прежде: в своём отделении, по своему действующему бессрочному трудовому договору. 

Доктор Роуланд сидел молча и как-то отстранённо смотрел на принесённые ему листы бумаги с мелкими буквами. 

— У меня сейчас операция, меня ждут больные, я не могу сосредоточиться на этом тексте, я думаю о своих пациентах, вы отвлекаете меня от работы, — сказал он наконец. 

Наши посетители постояли немного и, проявляя заботу о пациентах, в конце концов решили дать доктору Роуланду время на раздумья до 12 часов дня. Все разошлись. 

Доктор Роуланд продолжил свой ежедневный труд по спасению белых детей от ушных, носовых и горловых болезней. Благодаря утренним гостям, давшим отсрочку его увольнения на 3 часа, в этот вторник он тоже уже успел спасти более десятка маленьких россиян. А когда я закончил оперировать, время неумолимо подходило к полудню. 

Тут позвонил доктор Роуланд и попросил моей поддержки. Ровно в 12 часов дня к нему снова пришли вежливые люди, и гражданин республики Гана опасался оставаться с ними тет-а-тет. Мой коллега из отделения травматологии Дмитрий Лобко изъявил желание пойти вместе со мной. В этот раз, видимо потому что нас было трое, беседа оказалась краткой. 

— Доктор Роулан Титрику, готовы ли вы подписать наши бумаги? 

— Нет, — после некоторой паузы произнёс он. — Я не могу это подписать. 

Зловещая тишина повисла в воздухе ординаторской ЛОР-отделения. Мне эта тишина показалась мистической, хотя, может быть, это ещё действовали пары газов, которые не обнаруживаются при проверке вредности работы в операционной, но после двух-трёх операций, а особенно после пяти-шести, неизменно ощущаются мной и требуют нейтрализации антидотом. Посетители молча вышли.

Время после 13 часов у нас обычно проходит за написанием историй болезней, если конечно в этот день у тебя нет приема в поликлинике или консультаций по другим отделениям, или занятий со студентами, или экстренных операций. Или вдруг запоносившего пациента, которого надо куда-то изолировать или переводить, или выписывать, или могут позвонить педиатры попросить срочно посмотреть чьё-то больное ушко, не говоря уже о том что каждый день подходят, звонят, пишут люди, которых ты когда-то лечил, крестил, посетил и забыл, но вот их знакомые, родственники, соседи и начальники не могут найти ЛОРа, а о-о-очень надо! 

Так вот, истории болезни мы пишем уже год не только ручкой, но и в электронном виде. Прогресс, понимаете, достиг и сюда! Когда более 10 лет назад мне довелось побывать в больнице и пообщаться с ЛОР-врачом одного небольшого городка (размером типа Окуловки) в штате Северная Каролина, мне очень понравилось, что приходя утром на работу, он брал на ресепшене клиники свой планшет, через который имел информацию о выписках, консультациях, рентгенах и всех анализах по своим пациентам.

Причём естественно, эту информацию ему не надо было туда вносить самому, перепечатывая бумажные бланки и разбирая чужие почерки. Когда же он сам консультировал чужих пациентов, то надиктовывал все свои заключения и рекомендации на диктофон и отдавал обратно на ресепшн, где специальные люди вносили всё в базу данных, которая тут же оказывалась доступна только допущенным к этой информации врачам и сёстрам.

Мне кажется, вы уже поняли, кто вносит всю инфу по своему пациенту в электронную историю болезни у нас. При этом программы виснут, могут выбросить тебя, не сохранив то, что ты уже полчаса набирал, могут вообще не открываться, когда пациент ждёт выписку, и за ним приехали из Марёво. И бабушки, и тёти стоят под дверью больше часа.

А потом надо распечатать свои записи, вырезать и наклеить в бумажную историю болезни. Её будут проверять несколько человек, могут вернуть тебе на доработку, и ты снова сидишь и набираешь цифры и буквы, если, конечно, есть свободный компьютер. Потому что в конце месяца всем надо печатать, а компьютеры (само собой не переносные) есть не у всех.

И снова здравствуйте

Итак, пока мы думали заняться выписками, ЛОР-ординаторскую снова навестили представители администрации, но уже другие и уже трое. Видимо весть, что Роуланд там не один, заставила и их сравнять силы. Снова начались те же вопросы: 

— Доктор Роуланд Титрику, согласны ли вы подписать наши бумаги? 

— Я уже отвечал на этот вопрос, зачем снова его задаёте? Или вы там в административном корпусе не общаетесь между собой? 

— Доктор Роуланд Титрику, мы ждём вашего ответа. 

— Я сказал уже, что не согласен на работу в приёмном отделении, там даже не проведена специальная оценка условий труда (СОУТ), как я могу согласиться на работу, вредность которой неизвестна? 

— Мы можем пригласить специалиста по охране труда, и она пояснит вам почему это возможно. 

Не дожидаясь ответа, одна из посетителей вышла и вскоре вернулась с вышеобозначенным специалистом, по совместительству начальником профсоюза. Теперь их стало больше, и они начали уверенно атаковать. 

— Работодатель имеет право организовывать новые рабочие места и предлагать их работникам ещё до проведения СОУТ, – произнесла специалист по охране труда на одном дыхании, словно читая текст из брошюры по руководству врачами. — Мы планируем проведение СОУТ в больнице в скорое время, возможно, к концу года. Ну, в течение года точно должны провести. 

— Так и что, я должен год работать не зная вредности, не защищаясь от опасностей? — доктор Роуланд говорил всё громче и уверенней. — В приёмном отделении может быть что угодно: и ветрянка, и чума, а моя работа — лицом к лицу с пациентом, он на меня и дышит, и плюёт, и капает кровью.

— Доктор Роуданд Титрику, успокойтесь, — произнесла другая посетительница. — Вот, прочтите ещё одно уведомление. 

— Не буду я больше ничего читать, — не унимался доктор Роуланд. — Вы мешаете мне работать, пациенты ждут выписку, у меня ещё много дел. 

— Мы обязаны вас известить, что после расторжения трудового договора по основному месту работы, вы должны продолжать работу по совместительству и продолжить консультации в поликлинике, где вы числитесь на 0,25 ставки. 

— Вот ещё! Вы уволите меня из больницы, а я буду ходить сюда на консультации? Зачем? 

— Потому что в поликлинике у вас другой трудовой договор. 

— Я пришёл на работу в больницу, я здесь работаю, я люблю свою работу, я хочу оперировать, я хочу лечить детей, а вы мне не даёте. 

После секундной паузы в тишине ординаторской снова прозвучало: 

— Доктор Роуланд Титрику, согласны ли вы подписать наши бумаги? 

Мне вдруг вспомнилось, как однажды я присутствовал на монашеском постриге, и там по древнему чину послушник трижды должен был просить пострижения, протягивая игумену ножницы, а тот отталкивая их, отказывал ему. 

— Нет, я не буду ничего подписывать, — ответил доктор Роуланд, и они ушли. 

Я пошёл на приём в поликлинику, а когда вернулся, у доктора Роуланда уже лежала на столе трудовая книжка и приказ об увольнении по статье 77 пункта 7 части 1 ТК РФ. Тем временем он продолжал дописывать истории болезни и рассказывал мне, что надо сделать с его пациентами, и всё это, несмотря на то, что его рабочее время закончилось уже несколько часов назад, и никто не сказал ему: «Спасибо, дорогой африканский друг, ты несколько лет работал в этой больнице, лечил больных белых детей, приезжал ночью и по воскресеньям на экстренные вызовы, оформлял до позднего вечера истории болезней, оперировал, был всегда общителен, жизнерадостен и приветлив, даже когда недалекие наши земляки на вопрос: кто тебя лечит? Отвечали: негр».

P.S. Доктор Роуланд позвонил на следующий день, поинтересовался своими пациентами, расспросил как мои дела, как мне работается одному. Я сказал, что мне выдали новый хирургический костюм с котиками, и что таких костюмов принесли две штуки, так что есть и на него. Сказал, что приезжала к нам главный ЛОР области и ходила к главврачу по нашему вопросу. Сказал, что я подал главному врачу служебную записку, в которой попросил издать приказ о прекращении плановых операций, а то пациенты думают, что я сам не хочу их оперировать, а также предупредил главврача об угрозе жизни и здоровья детей области ввиду отсутствия педиатрической ЛОР-помощи. 

А ещё я попросил его составить алгоритм действий для врачей и медсестёр приёмного отделения на случай поступления пациента с экстренной ЛОР-патологией и довести его до сведения всех заинтересованных лиц, а то с декабря в больнице отсутствует дежурная ЛОР-служба, а некоторые врачи до сих пор думают, что ЛОРы просто не хотят приезжать на вызовы. Люди, проснитесь! В больнице сейчас только один ЛОР-врач и, кстати, мне тоже сегодня перед уходом с работы принесли уведомление с назначенным «часом икс» — пятница, 28 июня, 12:00.